Центр гуманитарных наук 21-ого века

Сталин И.В.

Письмо В.М. Молотову

24 июня 1927 года

24/VI–27.

Дорогой Вячеслав!

Только что получил с курьером твое последнее письмо. Насчет Китая думаю, что миллиона 3–4 можно было бы теперь же послать в счет 10 миллионов, а вопрос о 15 миллионах отложить. От нас требуют еще 15 миллионов, видимо, для того, чтобы отказаться от немедленного выступления против ЧКШ (Чан Кайши. – Ред.), если мы не дадим этих 15 миллионов р.

Что касается святой тройки (Р.+Ор.+В.), то о сем пока умолчу, т.к. поводов для разговора о ней будет еще немало. Ор. “хороший парень”, но политик он липовый. Он всегда был “простоватым” политиком. В., должно быть, просто “не в духе”. Что же касается Р., то он “комбинирует”, полагая, что в этом именно и состоит “настоящая политика”.

Привет.

И. Ст.

ПРИМЕЧАНИЕ

Кто эти “Р.+Ор.+В.”?

До сих пор всюду в переписке Сталин не прибегал к таким сокращениям; значит, за ними скрывались люди, имена которых он не желал называть полностью даже в доверительном плане.

По поводу “Р.” буквально в следующем письме (Бухарину от 27 июня 1927 года) он пишет: “То, что Р. ударился в левизну, не удивительно. Это значит он потерял на минутку возможность “комбинировать”, “маневрировать” и т.д. “. Значит, “Р.” – правый. В ПБ на тот момент входили только два человека, чьи фамилии начинались на “Р” – Рудзутак и Рыков. Последний – один из ведущих (в будущем) правых. И хотя в июне 1927 года в центре внимания находились именно левые с их обращением 83-х, Сталин был не тот человек, чтобы упускать что-либо из виду.

Любопытен следующий документ: ответ Рыкова Сталину на просьбу высказать мнение по поводу только что вышедших “Вопросов ленинизма”. [c.259]

“Диктатура толкуется как насилие и это, разумеется, во всех отношениях совершенно правильно, – пишет Рыков 6 февраля 1926 года. – Но в брошюре нет достаточно ясных точных формулировок относительно того, что формы диктатуры и формы насилия меняются в зависимости от обстановки, что диктатура не исключает, допустим, “революционной законности”, даже того или другого расширения избирательного права. В условиях гражданского мира, разумеется, диктатура проводится иначе, чем в условиях гражданской войны. Внесудебное применение насилия, в соответствии с ослаблением враждебных сил, уменьшается и будет уменьшаться. Это относится, например, к применению высшей меры наказания. Оживление Советов и увеличение прав волостных и уездных Советов, с привлечением в них широких кругов беспартийного крестьянства – отнюдь не противоречит диктатуре пролетариата и может быть проведено в жизнь только при известных условиях (объединение всех трудящихся и эксплуатируемых вокруг рабочего класса и Коммунистической партии). Что-нибудь на эту тему, мне кажется, нужно сделать, чтобы читатель мог найти в брошюре ответ на некоторые из злободневных вопросов современной действительности” (Источник. 1994. № 6. С. 85–86). Напомним, еще на дворе нэп, еще не решена проблема классового антагонизма в деревне, еще не сделано ни единого шага к закладке фундамента социалистической индустрии.

Спустя два года после написания этих строк и полгода после цитируемого письма, Бухарин, Рыков и Томский выступают с открытой критикой чрезвычайных мер по изъятию хлеба у крестьян. Эта “тройка” хорошо известна, став олицетворением правых. О ней, в частности, пишет Сталин Молотову 5 декабря 1929 года. Но это вовсе не “Р.+Ор.+В.”…

Действительно, у Сталина нет никаких оснований прятать за сокращениями фамилии Бухарина или Томского. “Святая тройка”, беспокоящая его, опасна тем, что помимо (предположительно) Рыкова, не случайно, как убежденного оппонента, поставленного тут на первое место, в ней оказались люди, близкие Сталину.

Трудно за характеристикой: “Ор. “хороший парень”, но политик он липовый. Он всегда был “простоватым” политиком”, – не узнать вспыльчивого и увлекающегося Серго, Г.К. Орджоникидзе. Не зря Сталин подчеркивает его политическую наивность: страна и партия вступают в период, сходный с объявлением нэпа и связанный с его свертыванием, когда лишь стратегически выверенная политическая линия позволит определить актуальные тактические шаги. Не политик (не теоретик) Орджоникидзе легко может занять неверную позицию… [c.260]

Если мы примем в качестве гипотезы Рыкова и Орджоникидзе, то последний персонаж расшифровывается без труда. “В” – К.Е. Ворошилов. “…Должно быть, просто не в духе” может означать деликатную форму констатации того, что “В” вообще не понимает, сколь принципиальны разногласия между правыми и сталинцами, не чувствует самой природы этих разногласий.

Реальным и веским обоснованием этих соображений можно считать только анализ выступлений и голосований перечисленных лиц в конце весны – в начале лета 1927 года. Только это позволит прояснить, что означают слова о “комбинировании” “Р”. Ярким, хотя и косвенным подтверждением такой расшифровки могут служить слова Бухарина, сказанные им спустя год – в июле 1928-го в беседе с Каменевым: Ворошилов, Орджоникидзе и Калинин уже “изменили” мне (См.: Шубин А.В. Вожди и заговорщики. М., 2003. С. 175), т.е. сошли с околоправых позиций. Очевидно, Сталин и Молотов сделали заблаговременно выводы и приняли меры. Благожелательный нейтралитет по отношению к правым сменился у перечисленных товарищей твердой контрпозицией.

Если такое прочтение сталинского письма соответствует истине, то интереснее всего в нем даже не оценки ближайших соратников, в особенности Серго (кстати, доверившийся Каменеву простак Бухарин после опубликования его умствований услышал именно от глубоко уязвленного Орджоникидзе: “Как неприлично, как некрасиво лгать на товарищей” (Там же. С. 194)). Гораздо важнее, на наш взгляд, другое: “всесильный тиран” в самых принципиальных вопросах не всегда мог рассчитывать даже на самых близких людей. Как тут не вспомнить Ильича, столкнувшегося с саботажем Каменева и Зиновьева накануне Октября, уже в ноябре 1917-го принявшего политические отставки первых наркомов, неимоверными усилиями, едва не в одиночку “продавившего” заключение спасительного для Советской власти “позорного мира”. Быть может, понимая это, стоит отрешиться от мещанских стереотипов толкования сталинских прошений об отставке только как политической игры и увидеть за ними интеллектуальное и нравственное одиночество ответственного за все политика, подчас переходящее в отчаяние? [c.261]

This Stalin archive has been reproduced from Библиотека Михаила Грачева (Mikhail Grachev Library) at http://grachev62.narod.ru/stalin/ However, we cannot advise connecting to the original location as it currently generates virus warnings.

Every effort has been made to ascertain and obtain copyright pertaining to this material, where relevant. If a reader knows of any further copyright issues, please contact Roland Boer.